- Вы говорите, род человеческий как будет продолжаться?-сказал он,
усевшись опять против меня и широко раскрыв ноги и низко опершись на них
локтями. - Зачем ему продолжаться, роду-то человеческому? - сказал он.
- Как зачем? иначе бы нас не было.
- Да зачем нам быть?
- Как зачем? Да чтобы жить.
- А жить зачем? Если нет цели никакой, если жизнь для жизни нам дана,
незачем жить. И если так, то Шопенгауэры и Гартманы, да и все буддисты
совершенно правы. Ну, а если есть цель жизни, то ясно, что жизнь должна
прекратиться, когда достигнется цель. Так оно и выходит,-говорил он с
видимым волнением, очевидно очень дорожа своей мыслью. - Так оно и выходит.
Вы заметьте: если цель человечества-благо, добро, любовь, как хотите; если
цель человечества есть то, что сказано в пророчествах, что все люди
соединятся воедино любовью, что раскуют копья на серпы и так далее, то ведь
достижению этой цели мешает что? Мешают страсти. Из страстей самая сильная,
и злая, и упорная - половая, плотская любовь, и потому если уничтожатся
страсти и последняя, самая сильная из них, плотская любовь, то пророчество
исполнится, люди соединятся воедино, цель человечества будет достигнута, и
ему незачем будет жить. Пока же человечество живет, перед ним стоит идеал и,
разумеется, идеал не кроликов или свиней, чтобы расплодиться как можно
больше, и не обезьян или парижан, чтобы как можно утонченнее пользоваться
удовольствиями половой страсти, а идеал добра, достигаемый воздержанием и
чистотою. К нему всегда стремились и стремятся люди. И посмотрите, что
выходит.
(с) Крейцерова соната. Л.Н. Толстой.